– Ныне и навсегда! Повторите эти слова, жена.

Каждый нерв ее тела жаждал освобождения, а он сжимал ее плечи, ожидая ее признания.

– Ныне и навсегда… Габриель.

Его голова упала ей на плечо. Спорить не было времени, и одним мощным движением он полностью вошел в нее, признавая поражение. Великий боже, какая она тугая и чертовски горячая!

Габриель… да бог с ним, пусть будет Габриель! Он надолго замер, давая возможность приспособиться к его вторжению, потом начал медленно двигаться. Он то почти выходил из нее, то опять заполнял до краев. Непроизвольно она подняла колени, чтобы он смог войти еще глубже. Она окружала его, вбирая в себя, и он застонал от чисто животного наслаждения. Это была утонченная агония. В его руках она стала неистовой: цеплялась за плечи, двигала бедрами навстречу, выгибалась под ним. Ее бедра тесно прижались к его бедрам, а стоны, тихие и невероятно сладострастные, делали неистовым и его. Никогда раньше он не испытывал такой страсти. Она совершенно не сдерживалась. Ее полная капитуляция ускорила и его собственную. Он не хотел, чтобы это кончилось так быстро, поэтому замедлил движения, то отрываясь от нее, то погружаясь снова.

Теперь Габриель не думал ни о чем другом, кроме того, как наполнить ее собой и дать ей обрести себя. Его дыхание было тяжелым и прерывистым, и, когда по содроганию тела он понял, что она дошла до высшей точки наслаждения, и услышал, как она выкрикнула его имя, страшась и удивляясь одновременно, не смог сдерживаться долее. С громким сладострастным стоном сделал мощный толчок и излился в нее горячей струей.

Джоанне казалось, что тело ее раскололось на мелкие частички, чудилось, что она умирает. Никогда даже в самых буйных фантазиях она не могла вообразить, что возможно нечто подобное. Это было самым разрушительным и чудесным испытанием.

Она действительно позволила себе целиком и полностью отдаться Габриелю, и вознаграждение, благодарение Господу, оказалось изумительным. Муж тесно прижал ее к себе и сохранил невредимой среди бешеного шторма. Слезы просились наружу, но Джоанна была слишком опустошена, чтобы плакать. Габриель залпом осушил всю ее силу, но тоже изнемог: она сумела забрать его мощь. Его руки не выпускали ее из объятий, и ей было так тепло от его заботы.

Запах их любовных игр наполнил все пространство, сердца отстукивали неистовые удары, дыхание было прерывистым, тела блестели от пота.

Габриель оправился первым.

– Джоанна? – Он приподнялся, глядя на нее с беспокойством. – Надеюсь я…

Ее счастливый смех позволил не продолжать, и он не смог удержаться от ответной улыбки.

Эта женщина оказалась загадкой.

– Как вы можете смеяться и плакать одновременно?

– Я не плачу.

Он провел кончиками пальцев по ее щеке, стирая влагу:

– Но это же слезы…

– Да, но слезы счастья. Я даже не предполагала, что между мужчиной и женщиной возможно такое. Это прекрасно.

Он кивнул, явно довольный.

– А вы хотели найти мне любовницу.

– Ну уж нет! После сегодняшней ночи я никому даже взглянуть на вас не позволю. Вы заставили меня…

Она не могла подобрать нужного слова для описания своих ощущений, и он был счастлив помочь ей в этом.

– Пылать?

Она кивнула.

– Я не знала, что мужчине может доставлять удовольствие целовать и ласкать женщину перед совокуплением.

Он нагнулся, поцеловал ее в губы, затем перевернулся на спину.

– Это очень приятно и позволяет подготовиться к основному действу.

– Это восхитительно, – прошептала она со вздохом.

Не к месту вспомнилось, как это было с Рольфом: он быстро сдергивал с нее одеяло, коленями раздвигал ноги и быстро совершал несколько судорожных движений. Излив в нее липкую жижу, он тут же уходил к себе в спальню.

Джоанна натянула одеяло и закрыла глаза, пытаясь прогнать непрошеные мысли. Теперь у нее другой супруг, но значит ли это, что кто-то из них должен уйти? Габриель, похоже, никуда не собирался, и она решила, что уйти придется ей. А как не хотелось. И, о боже, ей хотелось, чтобы он опять любил ее.

Мысль, что ей будет приказано уйти, уязвляла ее гордость. Лучше не оставлять ему шансов.

Габриель же был смущен другими заботами. Его хитроумный замысел овладеть юной женой, усыпив ее подозрения, обернулся против него самого. Дьявол! Ведь это она овладела им. Он никогда до такой степени не забывался ни с одной женщиной, никогда, и теперь чувствовал себя уязвленным и спрашивал, что бы она сделала, если бы узнала, какую власть приобрела над ним.

Джоанна отодвинулась на край постели, добралась до своей рубашки и, повернувшись спиной к мужу, натянула ее. Ее ботинки, как она помнила, стояли возле двери.

И все же она медлила, не в силах понять самое себя: теперь она почему-то чувствовала себя несчастной и одинокой, ей хотелось плакать. Их любовная игра была чудесной, но теперь ее охватили новые сомнения. Она знала, что не заснет сегодня, и подумала, что к тому моменту, когда засияет утренний свет, доведет себя до полного изнеможения.

Габриель, казалось, уже погрузился в сон. Она как можно осторожнее добралась до двери, но только прикоснулась к щеколде, как он остановил ее:

– Куда это вы собрались?

Она повернулась:

– В другую комнату, милорд. Ведь вы ее предназначили мне в качестве спальни?

– Вернитесь, Джоанна.

Она медленно подошла к краю постели:

– Я не хотела разбудить вас.

– Я не спал.

Он прикоснулся к подолу ее рубашки, а в голосе его звучало только легкое любопытство, когда он спросил:

– Почему вам хочется спать одной?

– Мне вовсе не хочется! – вырвалось у нее.

Он дернул рубашку за рукава, и та упала на пол. Джоанна вздрогнула от холода, и это позабавило его. Он-то думал, что в комнате чертовски жарко. Откинув одеяло, он просто ждал, когда она опять заберется в постель.

Она не стала медлить и быстренько забралась на свое место. Габриель обхватил ее руками и крепко прижал к себе, потом натянул одеяло, громко зевнул и сказал:

– Мы будем спать вместе каждую ночь. Понимаете, Джоанна?

Она кивнула, ткнувшись при этом головой в его подбородок.

– У вас так принято – чтобы мужья всегда спали вместе с женами?

Он ответил уклончиво:

– Неважно. У нас с вами будет так.

– Хорошо, милорд.

Ее согласие, произнесенное быстрым шепотом, понравилось ему. Он теснее прижал жену к себе и закрыл глаза.

– Габриель?

Он что-то промычал в ответ.

– Вы не пожалели, что женились на мне?

Ну зачем она задала этот вопрос? Теперь ему известно, насколько уязвимой она себя чувствует и в какой ужасной неопределенности пребывает.

– Нисколько. Ведь земля принадлежит мне, чему я очень рад.

Его честность граничила с жестокостью. Она подумала, что, наверное, следует этим восхищаться, но почему-то не получалось. Ей казалось, что лучше бы он солгал и сказал, как счастлив иметь ее своей женой. Господи, да что это с ней? Ей ведь не хочется жить с человеком, который будет ей нагло лгать. Нет-нет, совсем не хочется.

Скорее всего, причиной таких глупых мыслей была усталость. Почему ее заботит, нужна она ему или нет? Она обрела в точности то, что хотела обрести, выходя замуж: вырвалась из когтей короля Джона. Да, она теперь свободна… и в безопасности.

Вот и с Габриелем все обстоит точно так же: теперь эта земля принадлежит ему.

– Вы слишком мягкосердечны. Возможно, я предпочел бы женщину сильную, не столь чувствительную.

Она уже засыпала, когда он сказал это, и не нашлась что ответить.

А он, помолчав, опять заговорил:

– Вы слишком нежны для здешней жизни, и сомнительно, что сможете продержаться здесь хотя бы год.

Судя по голосу, Габриеля не слишком огорчала такая перспектива. Джоанна постаралась воздержаться от возражений. Да и что она могла сказать? Что она очень крепкая и не менее вынослива, чем любая из женщин Нагорья? Говорить это было бы бесполезно. Габриель уже сделал свои выводы, и только время способно доказать, что она вовсе не тепличный цветок: у нее есть запас жизненных сил, и она уверена, что выживет в здешних условиях.